Стихотворения, не вошедшие в сборники - Страница 36


К оглавлению

36

Такого слова выдержать не мог,

Кричу: „Покорствовать такому веку?

Рекой широкой разлит в нем порок!


Жестоким надо быть и человеку!“

Он что-то о смиреньи… „Это плен!—

Я закричал. — Переплывите реку


Сначала и убейте зло измен,

Потом уж о смиреньи говорите.

А так оно — один словесный тлен.


В тлену смиренья — что вы сотворите?

А надо творчески любить и жить!

Смирением вы зла не победите!“


Так и не мог меня он убедить,

Что в наше время истина — смиренье.

Но я потом задумался: как быть,


Какое же мое-то назначенье?

Кто сам-то я — пророк или поэт?

Я долго думал в этом направленьи.


И всё казалось, что ответа нет.

Потом пришло мне в голову такое:

Примеры есть; и может быть ответ


Как раз — что вместе то я и другое.

Не вижу ль ясно я начатки зла?

Искоренять мне надобно всё злое,


Средь зла моя дорога пролегла,

Но где оружия, каких мне надо,

Бороться с ним, чтобы душа могла


Победу получить себе в награду?

Я об оружии везде кричал,

Кричал, что знаю, и что сердце радо


Оружию, какое я избрал.

Оно — любовь. Но сам-то я всегда ли

Его одно в борьбе употреблял?


Я вижу, да, вы верно угадали,

Признанием не удивлю я вас:

Когда особенно мне возражали,


Оружием боролся я подчас

Другим, не очень с этим первым схожим,

И не один бывало это раз.


Да выходило всё одно и то же,

А чаще даже ровно ничего,

Хоть обличал я с каждым разом строже.


И зло вокруг меня росло. Его

Без устали во всех искореняя,

Я не жалел и тела своего,


От тягостных трудов заболевая.

Но о любви — не счесть моих речей!

Особенно о той, что я, мечтая,


Сам ожидал и для себя. О ней

Я думал так: „Придет же сокровенный

Тот час, когда — о, только бы скорей!—


Час встречи с той, кого я совершенной

И вечною любовью полюблю“.

Он будет же,— я верю неизменно


И лишь о нем судьбу всегда молю.

Тогда, конечно, будет все иное,

И жизнь я надвое переломлю;


Я одиночество забуду злое…

Свята любовь, когда она одна.

А не одна — так это уж другое,


Но не любовь. И та, что мне дана

В подруги издавна,— ведь я же с нею

Так одинок! Пускай меня она


И любит с верностью, Но не умею

О дорогом я с нею говорить.

Своих поэм ей и читать не смею…


Нет, лучше вовсе без любви прожить

До будущей моей блаженной встречи

И с тем же пламенем произносить


Мои громящие безумство речи.

И, коль придется, жертвенно страдать

Да биться средь чужих противоречий.


А если и своих? Хотел я звать

Людей к Тому, Кого… ведь я увидел,

Но только здесь — а раньше мог ли знать?


Как вместе с Временем — Его обидел…

А на земле я лишь в раздумья час

И океан, и эту мглу провидел…


Но кажется, я затянул рассказ.

Еще одно последнее признанье,

И утомлять не стану больше вас.


Я приобрел здесь новое сознанье,

Но даже в этой мертвой тишине

Осталось у меня непониманье


Того, что раз случилось. Странно мне

Подумать, почему оно так было.

Я кой-чего не помню. Но вполне


Вот этот случай сердце не забыло.

Вы видели: я столько знал людей,

И все ко мне ужасно были милы,


Но не знавал я среди них — друзей.

Единственный мне другом показался

И дружбы удостоился моей.


И он ко мне сердечно привязался,

Хотя природы был совсем другой.

Он наших мыслей дорогих касался


И в разговорах был открыт со мной,

Но постепенно, сам не понимаю,

В моих глазах он стал как бы иной.


Стремился вечно я, куда — не знаю,

Воображал, однако, что вперед.

А он — решил я,— мне не подражая,


Застыл на месте, никуда нейдет.

И сделался он мне — как все другие,

Как те, кого я обличал. И вот —


Пришли для дружбы времена иные:

Его теперь я также обличал,

Что недвижим, что дни его пустые…


А он… Он даже мне не возражал,

Он только слушал, как всегда спокоен,

И тем еще сильнее раздражал.


Коль он как все — того же и достоин!

Достаточно я всеми угнетен.

Ведь я не так, а по-иному скроен.


В душе-то знал я хорошо, что он

Останется, как прежде, неизменен.

Но знал и помнил это, как сквозь сон,


И уж жалел, что был с ним откровенен.

Так дружба наша и сошла на нет.

Он помнит все, он ей, конечно, верен,


Ну а во мне — едва остался след.

Да ведь над ним не знает Время власти,

Я ж Время не любил, и я — поэт,


Я весь в движеньи, в переменах, в страсти…

Мне друга жаль, но чем я виноват?

Не разорваться ж для него на части!


Меня любил, я знаю, он как брат,

Но — кончено, не начинать сначала.

Пускай он примирится, рад — не рад,


И не такая дружба пропадала.

Теперь я понял суть ее вполне,

И на него не сетую нимало.


Здесь, сидючи один, и в тишине,

Я не успел понять, в чем было дело,

Кой-что в разрыве странно было мне.


Теперь же сердце всё раскрыть сумело.

Вам рассказав, я понял: друг не знал

Меня совсем, хоть много раз, и смело,

36